Они сидели в полной темноте, не разжигая огня, крепко прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Сидели в абсолютном мраке, сидели молча. Рустаму было больно, так больно, что это разрывало ему грудь. Он не мог сейчас говорить и не хотел. Большие серые глаза на еще детском лице. Покрытый кровью наконечник стрелы, выскочивший из хрупкого тела. Эльфы, рубящие топорами и мечами беззащитных людей. Четырехлетний малыш, кричащий от боли в пронзенной злой стрелою ноге, и эльфийский лучник, торжествующе поднимающий к небу свой лук. Эльф с золотыми прядями волос и тонкими чертами лица, стоящий на коленях над сжавшимся на земле обнаженным телом, с плотоядной улыбкой расстегивающий штаны. Тихий плач «Мама, мама, мамочка», кровь, бьющая в голову багровой пеленой. Резкий толчок в напряженных руках, когда широкий ржавый наконечник пробивает белую кожу. И снова большие серые глаза на еще детском лице.
Видения не отступали, они кружились в безумном горячем хороводе. Его бросало то в жар, то в холод. Он хотел остановиться, вынырнуть, но бесполезно. Снова и снова в воспаленном мозгу проплывали жуткие картины. Хотелось плакать или кричать, но даже этого он не мог сделать. Бесконечная, темная и страшная ночь.
Но все в этом мире проходит. Таков закон жизни. Закончилась ночь, пришло солнце, осветившее ласковыми лучами лес.
Рустам встал первым. Он молча поднялся на ноги, привел в порядок одежду и, осмотрев заляпанный кровью наконечник копья, тщательно обтер его листьями. В душе его было пусто и спокойно, как у человека, переосмыслившего жизнь и принявшего твердое решение. Он смотрел на спекшуюся бурую кровь на темном железе, смотрел на хищное листообразное жало, которым он вчера развалил надвое живот эльфу. Вытирал кровь руками, которые сделали это, и не чувствовал ничего. Всю жуть первого убийства смыло человеческой кровью, впитавшейся в желтую деревенскую пыль, и широко распахнутыми серыми глазами.
Гарт с Дайлином наблюдали за ним, не говоря ни слова и не вставая с земли. Наполнив фляжку свежей водой, благо ручьев в этом лесу было множество, Рустам в полной готовности к дальней дороге посмотрел на своих друзей.
– Далеко ли отсюда до Лондейла? – прервал он наконец затянувшееся молчание.
– До границы гораздо ближе, – медленно ответил Гарт.
– Мне надо в Лондейл, – упрямо мотнул головой Рустам.
– Можно спросить зачем? – поинтересовался у него Гарт.
Рустам молча стоял перед ним, бросив быстрый взгляд на синее небо, просвечивающее сквозь верхушки деревьев. Гарт встал с земли, выпрямившись во весь свой гигантский рост.
– Король дал тебе в руки это корявое оружие, – прогремел он и бросил на землю свое кривое копье, – одел тебя в эти обноски, – Гарт зажал в кулак выцветшую ветхую тунику, – и кормил тебя помоями. Ты ничего не должен ему! МЫ ему ничего не должны. Мы не солдаты, мы его овцы. Король хотел отдать нас на заклание, ничего не вышло, мы выжили. И уйти теперь – это наше право, право на жизнь. Мы его заслужили. – Гарт сделал паузу и затем снова спросил: – Скажи мне теперь, братец, зачем тебе в Лондейл?
Рустам помолчал, еще раз посмотрел на безумно ясное синее небо и вместо ответа тихо спросил:
– Если бы у той реки люди не побежали, если бы у той реки эльфов остановили. Что стало бы с жителями деревни и что стало бы с той… – Непрошеный комок в горле помешал ему закончить вопрос. Но Гарт понял все и так.
– Они были бы живы, – тихо сказал он. – И та девочка тоже сейчас была бы жива, – ответил он на неоконченный вопрос.
– Теперь ты понимаешь, почему мне надо идти в Лондейл? – посмотрел Рустам ему в глаза.
Гарт возвышался над ним скалой и смотрел в глаза сопляку, который только вчера впервые обагрил чужой кровью холодное железо. Шла война, и на первый план выходило умение владеть оружием, убивать и не быть убитым. Умение в любой смертельно опасной ситуации выбирать единственно верные решения. И он Гарт, старый, опытный солдат, покрытый шрамами, обладал этими умениями в совершенстве. В совершенстве, омытом кровью и закаленном в добром десятке беспощадных схваток. Почему же, зная, какое решение является верным здесь и сейчас, он стоит перед этим мальчишкой, то и дело делающим глупости, и молчит? Ему бы сейчас надавить и наорать на этого сопляка, в крайнем случае настучать по шее и заставить идти к границе, ради его же блага. Он столько лет был сержантом, ему ли не знать, как обламывать подобных строптивцев. Наконец, можно просто показать этому глупышу направление на Лондейл и отправить его на все четыре стороны. Легче будет выбираться самому без этого балласта.
– Нет, почему тебе надо идти в Лондейл, я не понял, – решительно мотнул Гарт головой. – Зато я понял, почему НАМ надо идти в Лондейл. – И он, улыбнувшись, хлопнул растерянного и обрадованного Рустама по плечу.
– И почему? – спросил поднявшийся с земли Дайлин.
– Потому, что мы мужчины и на нашей земле враг. Поэтому нам и надо идти в Лондейл. Ты с нами? – вопросительно посмотрел на него Гарт.
– Спрашиваешь, – слабо улыбнулся Дайлин. – Куда вы без меня.
– Это уж точно, – Гарт был абсолютно серьезен, – куда мы без тебя.
Теплая волна затопила грудь Рустама, он смотрел, как собираются в дорогу его друзья, и чувство любви к ним переполняло его сердце. Плечом к плечу, рука к руке, что бы ни случилось, пока они вместе – все будет более или менее нормально.
На смену признательности пришло глубокое чувство вины за свою вчерашнюю глупость. Подумать только, эти славные ребята, его друзья, могли вчера умереть по его вине. По его непроходимой глупости и неумению держать себя в руках. Могли лежать в этом лесу, истекая кровью, только потому, что ему не хватило сдержанности. Рустаму хотелось попросить у них прощения, особенно у Гарта, ведь он столько раз спасал ему жизнь, а он только и делал, что доставлял ему дополнительные хлопоты. Рустам даже уже приоткрыл было рот, но так и не решился ничего сказать: ему было слишком стыдно.