Путь безнадежного - Страница 14

– Чего тебе, Кишка? – недовольно посмотрел он на Рустама.

– Хотел кое о чем спросить у тебя. Можно? – спросил у него Рустам.

– Валяй, только быстро, – ответил Брин.

– Эта еда на столе, она для Гарта?

– Ну, предположим, для Гарта, – с проснувшимся интересом посмотрел Брин на Рустама. – А чего ты хотел?

– Я хотел узнать, что ты будешь делать, если я возьму ее?

Услышав его слова, Дайлин издал испуганный возглас и хотел что-то сказать, но Брин поднял руку, и Дайлин испуганно замолчал. Остальные солдаты, поняв, что происходит что-то необычное, подошли поближе. Подтянулись даже солдаты из других десятков.

– Я? Ничего не буду делать. Это только твое дело, твое и Гарта. – Брин специально произнес эти слова громко, чтобы их хорошо услышали и другие солдаты.

– Хорошо, тогда я возьму ее. – Рустам произнес это не так громко, как Брин, но не менее твердо.

– Бери. – Брин пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему все равно.

Рустам подошел к столу и посмотрел на чашку с остывающей жидкой похлебкой и куском горького хлеба, желудок, разбуженный скудным ужином, сейчас настойчиво требовал добавки.

– Паря, ты бы не делал этого. Знаешь, что произошло с тем парнем, который раньше лежал на твоем месте? – предостерег его здоровый солдат с густой черной бородой из чужого десятка. Брин недовольно посмотрел на него, но тот даже бровью не повел.

– И что произошло с тем парнем? – Голос Рустама прозвучал на удивление спокойно. Он сам был этому удивлен, никогда раньше не был он так спокоен, нарываясь на драку. Впрочем, он никогда раньше и не нарывался на драку так откровенно.

– Гарт убил его с одного удара.

– Что же, если он убьет и меня, это станет традицией. Тоже неплохо, правда?

Солдат, предупредивший его, хотел еще что-то сказать, но передумал и лишь одобрительно хмыкнул в ответ. Людям нравится безумство обреченных на гибель.

Рустам уверенно взял чашку и хлеб, подошел к Дайлину и протянул ему еду:

– Ешь.

Дайлин испуганно отшатнулся:

– Ты что? Гарт убьет нас.

– Не волнуйся, это я взял его еду, я сам и отвечу перед ним. А тебе надо лучше питаться, а не то сдохнешь.

Рустам попытался насильно вложить еду ему в руки. Но Дайлин отшатнулся от него:

– Нет, я так не могу. Я буду есть, а убивать будут тебя. Ты думаешь, это лучше?

– Да никто не будет меня убивать, с чего ты взял? Не волнуйся, я разберусь с Гартом, все будет хорошо. А сейчас ешь, а не то я это все выкину.

Дайлин бросил голодный взгляд на еду и сдался:

– А ты правда сможешь с ним разобраться?

– Конечно, ты не смотри, что я с виду хилый, внутри я как камень. Ешь давай, а то окончательно остынет.

– Только, если что, отвечать будем вместе, – поставил условие Дайлин и, не в силах больше сдерживаться, набросился на еду. Эту порцию Дайлин съел гораздо быстрей, чем предыдущую. Глядя, с какой жадностью он уплетал эти весьма неприхотливые блюда, Рустам только еще раз уверился в своем выборе. Он еще не знал, как он разберется с этим Гартом, которого боятся даже уголовники. Вот только почему-то ни капли его не боялся. Еще недавно он был в отчаянии, а сейчас чувствовал в себе силы свернуть с места горы.

Время шло, Гарт все не приходил. Даже зеваки, которые хотели посмотреть на смерть новичка, устали ждать. Казарма погрузилась в сон, свечи погасли. Дайлин все не ложился спать, он не хотел оставлять Рустама один на один с Гартом. Но, видно, день выдался у парнишки тяжелым, и, не выдержав, он все-таки заснул. Рустам укрыл его своим одеялом, его хоть и поменяли, но по крайней мере оно было хоть похоже на одеяло. Укрывая Дайлина и глядя на его совсем еще мальчишеское лицо, он испытывал эмоции, которые удивляли его самого. Странное это чувство, когда боль другого человека затмевает свою. Рустам решил из принципа не ждать этого Гарта и лечь спать. Как ни странно, но он действительно скоро заснул.

Уже светало, солнце еще не взошло, но утро уже вступило в свои права. На переднем сиденье старенькой «тойоты» (всеми правдами и неправдами выпрошенной у старшей сестры) сидит Айгуля, самая красивая девушка в их дворе. Машина припаркована на маленькой улочке возле аэропорта. Взлетного поля, правда, не видно, зато идущие на посадку самолеты пролетают прямо над ними. Рустам привез ее сюда специально, чтобы придать больше романтики их первому свиданию. И сейчас в награду за все его хлопоты сладкие губы девушки приоткрылись в ожидании его поцелуя. Рустам наклоняется к девушке и уже готов ее поцеловать, но кто-то трясет его за плечо. Рустам оборачивается и видит дорожного полицейского, наверное, он припарковал машину в неположенном месте.

– Одну минуту, командир, дай мне всего одну минутку. – И Рустам снова поворачивается к Айгуле. Розовые губки манят, словно магнит. Но непонятливый полицейский снова грубо тряхнул его за плечо, Рустам резко дернул плечом, пытаясь стряхнуть его руку, и… проснулся.

Он не сразу понял, где он и кто его будит, отец или братья. Над ним нависла темная фигура, и гулкий голос спросил:

– Это тебя зовут Кишка?

Рустам спросонья не сразу понял вопрос, а когда начал понимать, то стало поздно. Что-то мелькнуло в темноте, и – БУМ! Резкая вспышка в глазах. Теряя сознание, Рустам услышал крик Дайлина. Он попытался рвануться, но тьма уже поглотила его разум.

Просыпаться второй раз за день от ведра холодной воды – это слишком даже для самого паршивого дня. Хотя в этот раз Рустам не проснулся, а пришел в сознание. В ушах шум, в глазах марево, в голове злость. Рустам хорошо запомнил момент потери сознания и, очнувшись на земле в луже холодной воды, тут же вскочил на ноги. Но резкая боль, пронзившая мозг, заставила его упасть на колени, обхватив голову руками, и застонать от боли. Зло качнув головой, он заставил себя снова встать и посмотреть на человека, вылившего на него ведро воды. Рустам не считал себя высоким, но и свои честные метр семьдесят пять ему маленькими не казались. Однако рядом с этим человеком он снова почувствовал себя ребенком. Тот возвышался над ним на две головы, могучий и широкий, словно дуб. Крупные черты лица, как будто вырубленные из камня. Мощный широкий лоб, нависавший над глубоко посаженными глазами, сломанный нос, шрам на могучем подбородке, причудливо искривлявший нижнюю губу, завершал картину. В отличие от капрала Кнута в этом человеке не было ни капли жира, он дышал силой и опасностью. Когда позже Рустам вспомнит свое знакомство с Гартом, его проберут мурашки от запоздалого страха, но сейчас он страха не испытывал вовсе, одну только злость.